Пепел Марнейи - Страница 133

133

Лиузама и Кеврис вспоминали свою прежнюю жизнь, рано умершую маму, вещи, события, кунотайские песни. Кеврис все это забыл, и от его имени осталась лишь вторая половинка – Рис, но стоило ему увидеть сестру, и память вернулась, словно плотину прорвало.

– Значит, сначала Набужда, потом Верхние Перлы… А в лесу мы разве вообще нисколько не жили? Я ведь этот лес помню не только глазами – и запахи, и звуки, и все ощущения… Там большие деревья, под ними всегда было сумрачно, трава выше головы, озера с темной водой… Однажды я свалился в воду, начал барахтаться, чуть не утонул, но меня вытащила здоровенная такая собака. Наверное, я тогда был совсем маленький. Она вынесла меня на сухой пригорок, а мне очень хотелось поймать ее за хвост. Не смогу рассказать, как она выглядела целиком, я только этот хвост хорошо запомнил – тонкий такой, длинный, голый, вроде крысиного. Странно, конечно, что у собаки был крысиный хвост… Я его почти поймал, но тут появилась мама, прошипела что-то сердитое, и собака поскорей смылась, а мама схватила меня за шкирку и потащила домой. Мама часто носила меня за шкирку, помнишь? У меня до сих пор осталось: если хватают за шиворот, я расслабляюсь, как дурак. Всего на миг, но это иногда все решает, так меня Тибор в Эонхо поймал.

– Ох, Кеви, сейчас ты что-то не то городишь, – в голосе Лиум возникла легкая тревога. – Не таскала тебя мама за шиворот! На руках носила, за ручку водила… И не было на Ивархо ни такого леса, ни собак с крысиными хвостами. Это у тебя, видать, какое-то наваждение. Бывает же, что человек то, что ему блазнится, принимает за явь.

– Этот лес я помню размыто, но он кажется мне более настоящим, чем деревня Верхние Перлы, – задумчиво произнес Рис. – Как будто я прожил там долго-долго, а то, что было на Ивархо, промелькнуло за несколько дней.

– Вот-вот, как есть наваждение! – с торжеством подхватила Лиум. – Опоили тебя чем-то, когда в рабство забрали. Слыхала я, так делают, чтобы те, кого повезли на продажу, сидели смирно и не бунтовали. А в трюме небось крысы шмыгали, вот тебе и примерещилась собака с крысиным хвостом, правда же, господа Венуста?

– Все может быть, – отозвалась волшебница. – Как себя чувствуешь, Кеврис?

– Со мной все в порядке.

Он улыбнулся, но Венуста уловила за этой мальчишеской улыбкой призрак тревоги. Это относилось не к его самочувствию и не к разговору с сестрой – скорее, к тому, о чем пойдет речь, когда к ним присоединятся шаман и Тибор. Ей тоже стало не по себе. Ирония Вышивальщика: она покинула Эонхо, спасаясь от Гонбера, – и в результате находится неподалеку от его нынешнего местопребывания, вдобавок в компании очередных заговорщиков. Впрочем, сказал ведь кто-то из древних, что лучший способ защиты – это нападение.

Купальщики выбрались из воды и развесили выстиранную одежду на ветвях тамарикса с кистями желтовато-розовых соцветий. Тролли и нагишом могут погулять, а для людей Венуста извлекла из кладовой три пары шаровар из тонкого полотна, вдобавок для Рен – вишневый шелковый лиф с черной шнуровкой на груди.

– Господин Тибор, когда вы путешествовали в обществе таинственной Лауты сеххи Натиби, у вас, если помните, была причина опасаться проблем определенного характера, я вас об этом предупреждала, – право слово, она ведет себя, как манерная дурочка, а не волшебница с именем, но этот мужчина ей до головокружения нравится. – Ваше путешествие протекало мирно или не совсем?

– Не совсем, госпожа, но проблемы этого рода тем и хороши, что их можно решить привычным для меня способом.

Ответил, стервец, учтиво и бесстрастно, словно разговаривает с семидесятилетней монахиней. Обижаться было совершенно не на что, но Венуста все равно почувствовала обиду.

Тролли с мисками столпились вокруг котла, разрумянившаяся Лиузама всем по очереди наливала похлебку.

Отойдя в сторону, Венуста услышала, как Рис с бесхитростным любопытством спрашивает у своего учителя:

– А кто такая Лаута сеххи Натиби?

– Тебе об этом лучше не знать, – буркнул Тибор.

После обеда троллям велели отмыть котел, чем они и занялись, распугав и рыбу, и зубастых водяных ящеров длиной с бревно, а Венуста, Мунсырех, Тибор, Онгтарб, Рен, Гаян и Рис уселись в кружок в стороне от остальных. Лиум, хоть ее и не приглашали, подошла и устроилась возле брата.

– Не гоните, не разболтаю, а если вы против Живодера замышляете, может, и подсоблю, чем сумею.

Мунсырех задумчиво поглядел на нее из-под складчатых сизых век и согласно кивнул.

Айвара Венуста безапелляционно отослала. Пушок убежал на песчаную отмель, где возились тролли, но чародейка подозревала, что этот пес, если захочет, и оттуда каждое слово разберет, несмотря на гомон и плеск.

– Рассказывай, что узнал, – предложил шаман.

– Лучше с самого начала и по порядку, ладно? Принцесса Лорма была когда-то одинокой и несчастной маленькой девочкой и придумала себе друга, который однажды придет и всех поубивает. Тех, кто к ней плохо относится, тех, кто живет не так, как ей бы понравилось, тех, кто ничего о ней не знает – она считала, все они виноваты в том, что ей плохо, и хотела, чтобы они умирали в мучениях. При этом Лорма понимала – если вообще всех убить, вокруг никого не останется, и решила: ее друг будет убивать тех, кто попадется, а остальные пусть живут в страхе, что с ними случится то же самое. Так бы все это и осталось у нее в мечтах, но она Порождающая, и придуманный друг в конце концов стал настоящим живым существом. Точь-в-точь таким, как мечталось Лорме.

«Тавше, можно было догадаться, – подумала Венуста, рассеянно теребя конец газового шарфа с пришитыми вдоль кромки жемчужинами. – Наши девичьи мечты – это иногда страшная сила… С акцентом на слове „страшная“».

133