– Гонбер – как бы ответвившаяся часть ее души, – продолжал Рис. – Лорма поделилась с ним своим очарованием, поэтому он кажется окружающим привлекательным, но это обаяние вроде расписной ширмы или блестящей обертки, под которой ничего интересного нет. Каждый видит в нем то, что хотел бы увидеть, даже герцог Эонхийский на это повелся, хоть и маг, но на самом деле там, внутри, только голод и ненасытная пустота. Гонбер не добрый и не злой, просто его все время тянет побольше слопать, а кормится он чужими страданиями, болью всех разновидностей, тоской, тревогами, страхом. Да, человеческий страх – это для него очень важно, это больше, чем просто пища. Гонбера не убить, потому что его удерживает целая паутина черных канатов… Ну, так оно выглядит для магического зрения, а сплетаются эти канаты из страха многих людей. Чем больше его боятся, тем больше он неуязвим.
Одна из бугристых темных жемчужинок оторвалась, и Венуста, спохватившись, оставила шарф в покое.
– Лорме этого мало, она задумала перекроить мир, чтобы Унбарх и Гонбер стали богами заместо прежних. Унбарх по этому замыслу будет добрым богом, а Гонбер – злым, вроде как белое и черное.
– Да какой же Унбарх добрый, он же Хальнора сгубил! – жалобно и негодующе воскликнула Лиузама.
– По сравнению с Живодером, – Рис криво усмехнулся под своей челкой. – Потому что никакого другого выбора не останется. Они для того и ведут переговоры с Унбархом, который наверняка согласится.
– Общественное мнение против него, – с примесью растерянности возразил Гаян. – Им придется изрядно постараться, чтобы всех переубедить.
– Еще как убедят! – снова вмешалась Лиум, теперь уже брату в поддержку. – Вот у нас в Кунотае, до того как деревню-то разорили, мужик один был, Докучнешем звали, в честь репья цеплючего, жадный какой был – страсть. Кажду осень яблоки возил на продажу, и ежели яблоки уродились не хороши, все равно без остатка продавал, потому что торговал умеючи. Выложит под конец те, что поплоше, а рядом положит совсем негодящие. Народ сравнивает и думает: эти все ж таки получше тех гнилых, надобно купить – и покупали! Знающий в этом деле был мужик. Вот и они так же подсуетятся, показавши Унбарха рядом с Гонбером.
– Верно говоришь, Морская Госпожа, – угрюмо подтвердил старый тролль.
– Только невдомек мне, боги-то наши разве ж такое допустят? – польщенно зардевшись, добавила Лиум.
– Боги боятся, – хмуро сказал Рис. – Если я все это узнал, Госпожа Вероятностей Лухинь тем более знает, и боги в ужасе от того, что может случиться дальше. Их сила зависит от веры и поклонения – без этого они могут ослабеть, впасть в спячку, даже умереть. Сейчас им страшно, что Унбарх и Гонбер займут их место. Это будет похоже на качели: на одном конце – Унбарх в качестве добра, на другом – Гонбер в качестве зла, и деваться некуда. Кроме того, еще и Хиала взбесится.
– Это как? – спросил Тибор.
– Сейчас Хиала населена многими сущностями, и они разноцветные… Не в смысле того цвета, который видишь глазами, просто они между собой очень разные. Есть безобидные и вредные, мудрые и легкомысленные, те, кто может помочь, и те, кто всегда готов кого-нибудь съесть, те, которые хорошо относятся к живущим на этой стороне, и злобные ненавистники. Но если воцарятся Унбарх и Гонбер, одни сущности станут слугами Унбарха, а другие заразятся голодом Гонбера и превратятся в свору людоедов. Тех, которые сами по себе, не останется, их просто изведут с двух сторон. Унбарх и Гонбер поделят Хиалу, и Унбарх на своей половине устроит сплошной застенок для тех умерших, кто при жизни нарушал его запреты, или был с ним не согласен, или просто не испытывал к нему почтения и любви, а на половине Гонбера будут кишмя кишеть голодные упыри. В общем, я думаю, Сонхи обойдется и без такого зла, как Гонбер, и без такого добра, как Унбарх.
«Хотела бы я знать, кто в свое время додумался исключить Риса из Школы? Это же клад бесценный! К чародейству не способен, но в паре с сильным и знающим магом… Наемный убийца – и тот оказался умнее наших школьных наставников. Можно сказать, дожили… И ведь я тоже его проглядела, хотя могла бы забрать к себе домой, взять в ученики, заодно приучила бы к порядку…»
С досады Венусте хотелось губы кусать, но она, естественно, сдерживалась, на нее же смотрят.
– Да, при этом на них будет завязано равновесие мира. Нужно помешать им раньше, чем они превратят Сонхи в такие качели.
– Каким образом от них будет зависеть равновесие?
– Если сравнивать, здоровый человек ходит самостоятельно, а калеке для этого нужны костыли. Они собираются искалечить наш мир, чтобы без них, то есть без костылей, потом уже никак не обойтись. Гонбера надо уничтожить сейчас, пока этого не случилось. Госпожа Венуста, мне понадобится ваша помощь.
– И как ты предполагаешь его уничтожить? – взяв себя в руки, хотя ее передергивало от нарисованной Кеврисом перспективы, осведомилась чародейка.
– Не знаю… – мальчишка немного растерялся. – Мне это еще не открылось. Я только знаю точно, что вы мне поможете, и тогда мы победим.
– Что ж, я подумаю.
Тавше Милосердная, как они все на нее смотрят, и она должна расшибиться всмятку, но оправдать их надежды. Потому что иначе никому здесь хорошо не будет, кроме разве что Лормы, которая, надо полагать, в новом мире наконец-то перестанет чувствовать себя одинокой и несчастной маленькой девочкой. Или не перестанет, кто ее знает.
Венуста до сумерек бродила вдоль берега Ибды, перебирая в уме всевозможные чары, ловушки, заклятия. Ей не мешали. Ну какой из нее боевой маг, никогда она не собиралась в боевые маги… И все-таки надо найти верный способ, иначе появятся качели, о которых говорил Рис. Иначе будет мир, в котором ей совершенно не хочется жить, без вариантов.