Пепел Марнейи - Страница 86

Хальнор долго бродил среди закопченных руин. Иногда садился на землю и всхлипывал. Он был совершенно раздавлен тем, что будто бы совершил. Ваша сетка все еще никуда не делась, и достать его я не мог, а когда пытался позвать – он или не слышал, или, возможно, что-то чувствовал, но думал, что к нему тянет бесплотные руки дух убитого врага. Не будь там вас, почтеннейших и беспристрастнейших, все бы вышло иначе.

Призраки превратившихся в пепел мужчин, женщин, детей, верблюдов, собак, овец, кошек, птиц невнятно бормотали что-то протестующее и утешительное – они-то знали, кто их в действительности убил, а кто пытался спасти, но если даже я не мог до него докричаться, что говорить об этих слабых сущностях?

А потом он достал нож – о, Унбарх позаботился о том, чтобы у него «случайно» оказался при себе ритуальный клинок! – и, стоя среди черных от жирной копоти развалин, начал волшбу. Я уловил, что он творит что-то страшное, небывалое, и наивно понадеялся: быть может, мальчишка все-таки опомнился, и эти чары направлены против Унбарха? Да нет, если бы… Он заклял «клинок погибели» – в противоположность «клинку жизни», навел на него руны Смерти, Забвения, Потери и Проклятия. В последний раз окинул мутным от душевной боли взглядом то, что осталось от Марнейи, и всадил нож себе в сердце – одним ударом, силы хватило.

Если б не ваша сетка, я бы попытался привести его в чувство. Вцепился бы и не отпускал, снова и снова рассказывая, как все было на самом деле. Не знаю, помогло бы это или нет… Если совсем-совсем честно, то вряд ли.

Унбарх, как никогда грозный и величественный, произнес перед своим стадом торжественную речь о воздаянии за непокорность. Уж на что я был бестелесный, и то затошнило.

Забегая вперед, скажу, что самые старательные из них не ушли от расплаты. Палачи, истязавшие Хальнора, позже разделили участь Бречьятоха Куду Этеквы. Унбарх не ведает, куда подевались его вернейшие адепты, и никто не ведает. Я так хорошо запрятал эту коллекцию из пяти мерзавцев, что у них ни на полушку нет шансов на избавление. Разве что сам Хальнор их пожалеет и отпустит – с него, между прочим, станется. Но для этого надо, чтобы он вернулся, и чтобы вся его магическая сила была при нем – иначе говоря, чтобы последствия их злодеяния без остатка сошли на нет. Очаровательно справедливая событийно-логическая конструкция, не правда ли?

Вдоволь упившись проповедями и нравоучениями, они сожгли тело отступника – дотла, чтобы даже горстки пепла не осталось, иначе я смог бы разыскать и призвать его. Клокочущая во мне злость опять начала приближаться к точке закипания, но я совладал с ней, поскольку, покончив с Хальнором, вся эта банда начала дружно искать Тейзурга, дабы сделать свою победу окончательной и бесповоротной.

Я приготовился ускользнуть в Хиалу раньше, чем до меня дотянутся их не мытые с позапрошлого года руки, и тут издали донесся вой – жуткий, тоскливый, беспросветно леденящий, раздирающий душу в клочья. Мне еще подумалось, что так могла бы выть собака по умершему хозяину, но каких же размеров должна быть эта собака… «Троекратная сеть» исчезла, словно сметенная ветром паутина: почтеннейшие и беспристрастнейшие увидели, кто надвигается с севера, и благоразумно сочли, что своя траченная молью шкура дороже Унбарховых грандиозных замыслов. Я наконец-то оказался на свободе, но убираться с арены не спешил, хотелось посмотреть, что случится дальше.

Унбарх и его адепты все как один уставились на северный горизонт, как будто обложенный клочьями шерсти черной овцы. Оттуда налетали порывы шквалистого холодного ветра, люди ежились и покрывались гусиной кожей, полоскались плащи, волосы и полы туник, кое-кого из раненых свалило с ног. А из подползающих все ближе свинцовых туч вылепилась огромная собачья морда с оскаленными клыками, в глазах-провалах бешено сверкали зеленоватые сполохи северного сияния. Дохрау, поправ издревле установленные запреты, вторгся в далекие от своих исконных владений южные края! И как страшно он при этом выл, с какой смертной тоской… С противоположной стороны уже доносились громовые раскаты и рычание Забагды, вскоре Пес Летней Бури ринулся в драку, и началось такое светопреставление, что Унбарх потерял без никакой вящей славы еще некоторое количество своих верных холуев.

Я же, полюбовавшись бушующим ненастьем, ушел в Хиалу: мне следовало поскорее родиться вновь и многое сделать».

– Это, что ли, все? – спросила зареванная Лиум.

– Еще нет. Свитки на этом не кончаются, Тейзург написал о том, что было дальше.

– Ага, остальное тоже читай, я все хочу знать. Теперь начнется про то, как они нашли Камышового Кота, да ведь?

«В этот раз я родился в Овде, у молоденькой ведьмы посредственных способностей, соблазненной сыном владетельного сахаарба. Роль бастарда меня вполне устраивала: и не простолюдин, и никакой официальной кабалы.

Перед забеременевшей девчонкой стоял выбор: или вытравить плод, или сбежать куда глаза глядят, или с обрыва в речку. Явившись ей во сне, я предложил свое покровительство, жизнь в достатке и некоторые полезные знания в обмен на материнские узы. Ранние годы жизни – период опасный даже для таких, как я, в эту пору поневоле приходится зависеть от окружающих больше, чем хотелось бы, поэтому при выборе родителей следует все хорошенько рассмотреть и взвесить.

Мы с будущей матерью добрались до моего замка на севере Овдейского полуострова и стали ждать разрешения от бремени, что не мешало мне бесплотно болтаться по свету и наведываться в Хиалу.

В Сонхи творилось неладное и непонятное. Назвать причину никто не мог, зато не сулящие ничего хорошего следствия были налицо. В одночасье пропали все Врата Перехода, и другие миры из реальности превратились в легенду. Обитатели Хиалы, растерявшие всякий страх, обнаглели до такой степени, что это даже мне показалось чересчур. Вдобавок в самой природе происходили изменения в худшую сторону, на первый взгляд незначительные, едва уловимые, но крайне досадные. Представьте себе картину в полутонах всех мыслимых оттенков, с великим множеством любовно выписанных деталей – и внезапно краски начинают выцветать, линии грубеют, кое-какие изящные мелочи бесследно исчезают. Пейзаж перед вами вроде бы тот же самый – и не тот: второсортная копия вместо прежнего несравненного великолепия. Добавьте сюда неслыханно лютые зимние бури и зарождающиеся в северных краях свирепые ураганы – Дохрау словно с цепи сорвался, и никакой управы на него не было. Как будто наш мир подменили.