Пепел Марнейи - Страница 99

– Кто?

– Помощник обозного кухаря. Худющий, глаза карие, волосы каштановые. И шейка, главное, тонкая – самое то. Круглый сирота, болтался на улице, попрошайничал около солдатской поварни, его пожалели и взяли туда скоблить котлы, с тех пор он при деле. Родителей не помнит, о своем происхождении ничего не знает.

В голосе Рен сквозило сомнение.

– Тогда что с ним не так? – спросил Гаян.

– Заурядный сопливый похабник, туповатый и трусоватый. Не верится мне, что этот парень в шестилетнем возрасте схватился за нож, чтобы защитить свою сестру от взрослых мерзавцев. Совсем не та фактура, как говорил один мой знакомый из бродячего театра. Вот хоть убей, но Кеврис, которого мы ищем, должен быть другим.

– Амулет, – напомнил Гаян. – Последняя проверка. Маги же сказали, что эта деревяшка узнает своего владельца. Главное, замани его, а там уж разберутся, он или нет.

Тривигис, Венуста, Лиум и Айвар под видом паломников, направляющихся в храм Кадаха Радеющего в Пахалте, остановились на другом постоялом дворе, который располагался ближе других к берегу Ибды. В случае чего мутная изумрудная речка с тростниковыми берегами защитит Лиузаму и ее спутников.

Что разбудило под утро Гаяна и Рен – рев осточертевшего всем ишака или смутное предощущение опасности? Едва начинало светать, за окном в слегка разбавленной сонной синеве мерцало Ожерелье Лухинь. Рен села на заскрипевшем топчане, мгновение прислушивалась, потом потянулась за оружием. Гаян, еще ничего не понимая, сделал то же самое.

В те моменты, когда окаянная серая скотина замолкала, тишина была не такая, какой должна быть.

Тревогу поднял Рис. Разбудил Тибора и сказал, что скоро что-то начнется. Они растолкали остальных и только собирались послать кого-нибудь на разведку, когда и впрямь началось – улюлюканье, топот, вопли. Ухмыры сочли, что подошло время добраться до обоза. Рано ли, поздно ли это должно было случиться.

– Будем драться? – спросил Рис со смесью азарта и испуга, едва не стуча зубами.

– Совсем наоборот, – ухмыльнулся Тибор. – Будем избегать драки, наше дело сторона.

Несмотря на аховую обстановку, реакция ученика бальзамом пролилась на его душу: обыкновенный мальчишка, ничего сверхъестественного, и мало ли, что там сболтнул Неподкупный Судья Когг.

Отсидеться не получилось. В окно зашвырнули горящий факел, и пришлось, спасаясь от чада и огня, выскочить наружу, а там вовсю шла резня. Ухмырами неприятности не ограничились. Апшанские воины в шлемах с плюмажами охряного цвета сражались с ругардийцами, а мохнатые четверорукие орясины с непропорционально маленькими головками, похожие на пауков, вставших на задние лапы, скакали в этой кровавой толкучке с наводящей оторопь грациозной увертливостью. Обитатели постоялых дворов – люди, тролли, гномы – дрались за себя, чтобы остаться в живых. В толчее метался, сшибая с ног кого ни попадя, взбесившийся ишак, забрызганный чьими-то мозгами. Запахи крови, кала и пота были настолько вязкими, что казалось, будто все залито омерзительной желейной массой, из которой никому не выбраться.

Тибор не любил такие побоища. Он убийца-виртуоз, высокооплачиваемый мастер, а то, что творится вокруг, опошляет и обесценивает его ремесло.

Видимо, апшанский князь, встревоженный присутствием чужого войска под стенами своей твердыни, решил напасть на пришельцев первым. Атака ухмыров – подходящий для этого момент. Или апшанцы с ухмырами сговорились заранее? То-то лавки некоторых местных торговцев со вчерашнего полудня были закрыты.

Все это Тибор отметил краем сознания, чтобы вернуться к теме после, а сейчас надо уцелеть. Прорываться – это они умели. Построение «кулак», Риса запихнули в середку. Тибор ведь готовит из него не солдата, который будет геройствовать в общей свалке, а себе подобного – штучное изделие, вроде перстня с отравленным шипом.

Апшанцы и ругардийцы больше интересовались друг другом, чем группой троллей, стремящихся сберечь свои чешуйчатые шкуры. Ухмыров прежде всего занимала пожива: главное – обоз пришлых людей, лавки, харчевни, и кто не мешает грабить, тот не в счет. Один выволок из охваченной огнем глинобитной хибары пыльный ковер, испачканный засохшим навозом, другой поймал за уздечку сдуревшего ишака. Тот, что разжился ковром, свалился под ноги сражающимся обезглавленный, и все четыре его мохнатых руки еще какое-то время царапали землю.

По небу на востоке разлилось пока еще прохладное золотое сияние, из-за холмов выдвинулся слепящий краешек солнца. К этому времени отряд Тибора уже находился на берегу Ибды, где собралось большинство беженцев. Рис цел, несколько троллей ранены, двоих недосчитались. Тибор тоже получил порез, рукав намок от крови.

Издали было видно, что воины с охряными плюмажами благодаря численному перевесу одерживают верх, а четверорукие, нахватав, сколько успели, удирают в сторону плоскогорья.

Могучий рыцарь в вороненых доспехах – это, безусловно, герцог Эонхийский. Охряные плюмажи не смеют к нему подойти, а он поднял свое оружие над головой, словно собирается вспороть небосвод – молится богам или колдует?

– Тибор, плохо дело, – в низком голосе Мунсыреха сквозила несвойственная старому шаману обреченность. – Он сейчас начнет пляску смерти.

Добежать до своих и вывести их наружу удалось до того, как на постоялый двор вломились ухмыры.

– К воде, живо! – крикнула Рен.

Ее меч и кинжал мелькали так, словно у нее тоже две пары рук, под стать заросшим черной шерстью противникам.

Маги соткали прикрывающую иллюзию, и ухмыры отвязались, увидев, что кучка бедно одетых слуг убегает налегке, без пожитков. Не в пример своим северным сородичам, которых медом не корми – дай кого-нибудь прибить, здешние оказались завзятыми барахольщиками.