Когда Гаян вместе с несколькими пьяными постояльцами добрался до четвертого этажа, снизу донесся приглушенный перекрытиями громовой возглас:
– Здравия вам, люди добрые!
Иной раз говорят, что нет ничего хуже безголосого песнопевца. Как же тогда насчет песнопевца голосистого, но начисто лишенного музыкального слуха? Айвара природа одарила мощным богатым басом, зато на ухо ему тролль наступил – не иначе, из зависти. Нимало не смущаясь сим обстоятельством, он избрал стезю странствующего барда и уже с полгода изводил жителей острова Ивархо своими концертами. Те согласны были заплатить вскладчину, лишь бы отослать эту луженую глотку на материк, но никто не соглашался брать его на корабль: он же во время путешествия будет петь! Злые языки поговаривали, что с таким голосиной ему бы податься в некроманты – поднимал бы мертвецов безо всякой волшбы, одним своим трубным ревом, но, к несчастью, способностей к магии у него было столько же, сколько к вокалу. А брать на душу грех и убивать песнопевца, взывающего к Стражу Сонхийскому, желающих не находилось.
Тускло освещенный коридор с дверями по обе стороны и затоптанной ковровой дорожкой. Завернув в тупичок, Гаян коротко постучал в предпоследнюю дверь. Представился торговцем, справился насчет лекарственных водорослей, называемых «рыбьим ожерельем» и «волосами Каривы»: он-де готов дать за товар настоящую цену, не то что другие. Обавий Клах заинтересовался, а его советчик, которого звали Закер, забеспокоился – видимо, ругардийские купцы посулили этому парню приплату, и пока он оправдывал их надежды, но появление конкурента грозило похерить все его старания.
Не вдаваться в разговоры на рыночную тему, иначе поймут, что гость в этом ни бельмеса… Гаян выложил на стол кошель с золотом – «задаток» – и предложил обмыть сделку. Попробовав на зуб одну монету, другую – никакого обмана! – Клах ударил ладонью по засаленной столешнице и азартно провозгласил:
– Эх, по рукам! Наливай!
– Климьярейское, на травах, – Гаян вытащил из кармана шаровар плоскую серебряную фляжку. – Чай, не в первый раз сторговались…
Староста Верхних Перлов после намека на дальнейшее сотрудничество засиял, как восхитившая Лиузаму люстра в вестибюле «Островной короны», а Закер окончательно скис, но от дорогого вина не отказался. У его нанимателей уводят дойную корову, и он ничего не может сделать, только глазами хлопает – так хотя бы выпить с горя за счет победителя.
Гость разлил ароматное содержимое фляги по кружкам. Для него тоже нашлась посудина, но он пить это не собирался.
– За прибыток! – предложил староста, после чего оприходовал свою порцию и смачно крякнул.
Закер, с покорной миной записного неудачника, выцедил вино медленно, смакуя каждый глоток. А Гаян даже не пригубил, только вдохнул дурманящий букет и поставил кружку на стол.
Снизу доносились обрывки громового немузыкального пения, из-за стен – нетрезвые голоса сбежавших от Айвара гуляк. Гаян дождался, когда в табачных глазах Клаха и в жидковато-голубых глазах Закера появится тревожное недоумение и оба на своих стульях обмякнут, как набитые соломой куклы, и только после этого задал вопрос. Уже совсем другим тоном:
– Десять лет назад вы у себя в деревне так же пили за прибыток?
После затянувшейся паузы у старосты Верхних Перлов кровь отлила от изрезанных бритвой обветренных щек, но он продолжал молчать. Вместо него заговорил Закер, тихо и сдавленно:
– Вы нас отравили? За что, услышь меня Хальнор, какая нелепость…
– Это не яд. Зелье, называемое тиркаце, оно временно лишает человека способности двигаться и кричать. Через два часа оклемаетесь.
– Вы меня не убьете? – стуча зубами с риском изувечить себе язык, вымолвил ругардиец.
– За вашу жизнь мне ни гроша не заплатили, – равнодушно бросил Гаян.
Можно бы презирать этого размазню с несуразной луковой шевелюрой, однако… Сам-то он разве показал себя с лучшей стороны? Не сейчас, не вчера и не год назад, а в то время, когда еще не был бродягой Гаяном… Наверное, так же непрезентабельно выглядел. А что трясся точно так же – это без всяких «наверное».
Испытывая не столько презрение, сколько досаду, он повернулся от белого, как известка, Закера к своему клиенту.
– Это тебе гостинец от Лиузамы. Помнишь такую?
– Она… Она вернулась?..
– Родила три выводка Морскому Владыке и вернулась. Большая редкость, верно? Обычно девушки, которых отдают Хозяину Океана, умирают при первых же родах. Или, если все-таки доживают до истечения срока, теряют человеческий разум и навсегда остаются подводными жительницами. А Лиузама выжила, не сошла с ума и попросилась домой. Трижды произведя на свет потомство, она заработала свободу выбора, и Морской Владыка выполнил ее просьбу.
– Откуда ты столько об этом знаешь? – затравленно прохрипел Обавий.
– Было время, я кое-что читал на эту тему.
– Владыка ее богато одарил, ведь так? И у нее теперь есть дети – лютые морские твари, которые выполнят все, что она велит, если то в их силах и не поперек воли Владыки. В деревне она была никому не нужной приблудой, а теперь заживет, как госпожа! В шелках будет ходить, на серебре кушать… За что же меня убивать, а?..
– Перед тем как утопить, ее избили до потери сознания. Помнишь?
– Так она убежать хотела! Кусалась, лягалась, бранилась… Вот наши бабы и осерчали…
– Зачем вы это с ней сделали?
– Не со зла, – пытливо и отчаянно глядя на убийцу, заверил староста. – Без жертвы Морской Хозяин ни рыбы, ни жемчуга, ни водорослей ценных не давал… Ради достатка деревни, истинно так, не со зла…