– Да я ж грамоте не научена! – сокрушенно охнула Лиузама. – Гаян, ты вслух-то читать умеешь?
На палубе фаханды, одномачтового суденышка с деревянной фигурой Жабьей Королевы на носу, пахло, как на скотобойне. По плотно пригнанным некрашеным доскам растеклись лужи крови, поверх вчерашних и позавчерашних алели свежие, еще не свернувшиеся.
Меж двух грубо сколоченных ящиков с коричневым речным песком застряла голова – губастая, с изумленно и обиженно выпученными глазами. На корме скулила корабельная собака, забившаяся в какую-то щель среди столпотворения пустых бочонков, за свернутым тралом в рыбьих чешуйках и нитях засохшей тины. На обратном пути, после того как зафрахтовавшие «Жабью Королеву» пассажиры сойдут на берег, капитан собирался наловить стерляди. Вот и наловил…
Расшвыряв пинками бочонки, Тибор схватил псину за ошейник и швырнул за борт. Если повезет – выплывет, не повезет – такая уж у нее собачья судьба. Он собирался сжечь фаханду вместе с трупами, и по-любому лучше утонуть, чем сгореть.
Побарахтавшись в спокойной зеленоватой воде, собачонка поплыла к берегу, выбралась на песчаную отмель, встряхнулась и рванула наутек. От «Жабьей Королевы» так и разило смертью. Чайки орали, как оглашенные, хотя это их не касалось.
Позавчера Тибор убил двоих зачинщиков, вчера еще четверых, в том числе капитана, и сегодня двух последних, самых смирных – оставил их на конец, чтобы было, кому довести фаханду до условленного места. После вчерашней резни парни понимали, что всего лишь получили отсрочку, опасный пассажир не дурак отпустить их живыми. Один попытался сопротивляться, это его голова таращилась на победителя белыми глазами с испачканной палубы.
Восемь человек. Восемь недоумков. Он их прикончил, ни полушки не заработав. Гм, это почти благотворительность… Если б за каждого ему заплатили по обычным расценкам, барыш был бы недурной.
Ернические размышления помогали держать себя в руках – то есть не срывать зло, пиная безответные трупы, не изрыгать безостановочную ругань в адрес Мунсыреха, напортачившего с «самыми надежными чарами», и не поддаваться искушению снять повязку. Левое предплечье болело, как будто приложили раскаленную железяку, но сейчас еще рано избавляться от этой пакости.
Кальенара, южный приток впадающей в Осьминожье море Анвы, несла свои воды мимо бурых холмов, поросших корявым кустарником в розовых и бело-фиолетовых бутонах. Берег напоминал вышивку по коричневому шелку. Уже не Ругарда, а Баракоса. Хорошо, что миновали пограничье до того, как на корабле начался бардак.
Тролли выскочили из-за ближайшего цветущего холма и наперегонки бросились к реке. Онук и Тахгры, самые молодые, поджарые и быстроногие – способны мчаться со скоростью скаковой лошади. Тибор приветственно помахал им, они в ответ разразились улюлюканьем. По-собачьи доплыли до «Жабьей Королевы», вскарабкались, отфыркиваясь, по трапу. С восторгом уставились на залитую кровью палубу.
Онук первым нарушил уважительное молчание:
– Брат Тибор, это ты всех тут порешил?
– Вроде того. Сейчас спустим лодку, перевезем на берег мое имущество, а после пошарим на предмет поживы. Этой посудине все равно гореть, так чтобы добро зазря не пропало.
Обрадовались, как дети.
– Ты сперва сказал, что отпустишь корабль по-хорошему, – напомнил Тахгры, про которого Мунсырех говорил, что быть ему когда-нибудь вожаком. – Значит, передумал. Почему?
– Они сделали плохой выбор. У человека или тролля всегда есть выбор, в чем я лишний раз убедился во время этого сумасшедшего путешествия, – он взглянул на свою забинтованную руку и наполовину поморщился от жгучей боли, наполовину усмехнулся. – Эти предпочли быть скотами, вот и умерли, как скотина на бойне. А были бы людьми, остались бы живы. За работу!
Имущество Тибора, запертое в тесной каюте с дощатыми стенками, состояло из двух баулов и спящего Риса. Когда он, интересно, очнется? Тахгры остался с ним на берегу, а убийца и Онук вернулись на приговоренную к смерти фаханду. Здесь Тибор первым делом вспорол и размотал бинт. Несколько неглубоких порезов, кожа покрасневшая, припухшая, но воспаления нет. Поливать вином не обязательно, он ведь посыпал раны солью – тоже убивает заразу. Хорошенько промыть пресной водой, смазать снадобьем, успокаивающим боль – и ничего больше не нужно для блаженства.
– Это кто тебя так, брат Тибор? Они? – тролль показал на застрявшую между ящиками отрубленную голову.
– Это я сам.
– Ты сам себя порезал? Зачем? – физиономия Онука застыла в потешной потрясенной гримасе.
– Затем, что не хотел быть скотом, как эта речная шваль. Короче, так было надо. Давай-ка займемся мародерством.
Они перетащили в лодку благоухающие рыбой мешочки с медяками и серебряными рафлингами, съестные припасы, понравившуюся троллю расписную шкатулку с зеркальцем на внутренней стороне крышки, найденную в капитанском сундуке. После этого Тибор вылил на палубу все вино, пиво и масло, какое нашлось на борту. Вытащил огниво, высек искру, поджег заранее приготовленную сухую ветошь и отшвырнул от себя подальше, а сам поскорее спустился в лодку. К тому моменту, как они с Онуком догребли до берега, «Жабья Королева» уже пылала с прощальным треском и на изумрудной воде Кальенары плясали рыжие блики. Толстая жаба в короне, сидевшая на носу фаханды, спиной к пожару, сперва оставалась невредимой, но потом до нее добрался огонь.
– Крысы плывут! – заметил Тахгры.
Мокрые зверьки с длинными розовыми хвостами выбирались на берег и усаживались сушиться в стороне от компании двуногих. Умей они разговаривать, они бы много чего сказали этим орясинам, оставившим их без корабля.