Вернувшись, шаман вынул из висевшей на поясе сумки овальное зеркальце в щербатой и потемневшей серебряной оправе. Сжимая его в руке и что-то бормоча речитативом, выполнил сложный пасс, как будто нарисовал в воздухе причудливый узор – и люди, за исключением знакомого с этим трюком Тибора, тихо ахнули. Даже Венуста. Перед ними повис призрачный зеркальный овал размером с дверной проем, и в нем была видна все та же хижина, но как будто она находилась рядом, в десятке шагов.
– Потрясающе! – заметила волшебница. – И долго продержатся ваши чары?
– До полудня. Потом их придется обновить.
Когда Мунсырех поворачивал маленькое зеркало, сопровождая эти движения односложными командами, картина менялась: можно было увидеть, что происходит с другой стороны хижины, или рассмотреть, словно вблизи, Риса, задумчиво и невесело глядящего на пустыню.
Тибора снова охватило тревожное тянущее чувство.
Изнывая в ожидании, Гаян утешался тем, что случалось ему бывать в переделках похуже – и ничего, уцелел… Возможно, только для того, чтобы сгинуть сегодня?
Нет даже лошадей, чтобы сбежать в случае провала, их тут негде было бы спрятать. Да уж, пришли победить или умереть… Если эти огненные чары такие мощные, почему ими раньше против Гонбера не воспользовались?
Гаян посмотрел на Венусту. Та сидела неподвижно, закутавшись в мантию из жемчужно-серого шелка, лицо затенял капюшон: видны бледные щеки, напряженно сжатые фиолетовые губы, острый подбородок. Глаза спрятаны. Зародилась нехорошая мысль, что она не слишком уверена в своих чарах и теперь, возможно, жалеет, что ввязалась в эту историю.
– Лошадь! – встрепенулся один из троллей. – Сюда.
Всадник приближался со стороны Ахсы. Рис тоже услышал стук копыт, выпрямился, выглянул из-за угла хижины, отступил обратно.
Когда мул мышастой масти пересек границу обозначенного Мунсырехом круга, его изображение появилось в волшебном зеркале. Седоков было двое. Гонбер – и позади, на крупе, сонного вида парень в непрезентабельной ахсийской одежке. Видимо, обмороченный, иначе не ехал бы на убой с такой безмятежной физиономией.
Гонбер натянул поводья. Почуял постороннее присутствие?
– Еще! – тролль с самым острым слухом снова показывал в сторону города. – Много!
Вдали клубилась пыль, как будто на этот раз из ворот Ахсы вылетела целая кавалькада. Терпение горожан все-таки лопнуло, и они бросились в погоню за Живодером? А что же герцог с Лормой и местный князек, подкупленный, по словам Сей-Харбураха, богатыми подарками белокожих варваров и рецептом изготовления божественного напитка раты из любой подножной дряни?
Венуста откинула капюшон, переглянулась с Мунсырехом.
Кто говорил, что стоит составить безупречный план, гарантирующий успех, и на практике непременно вылезет куча непредвиденных факторов, которые всю безупречность в два счета сведут на нет? Кажется, кто-то из древних магов, прославившихся своим пристрастием к авантюрам.
Гонбер с подозрением озирался, едва ли не принюхиваясь.
– Лорма и герцог! – стиснув миниатюрные костлявые кулачки, пробормотала Венуста. – Чтоб их Тейзург…
Гаян, холодея, понял, что она имеет в виду скачущих во весь опор всадников.
– Вы уверены? – спросил Тибор.
– Да.
– Тогда готовься! – он окинул взглядом свою чешуйчатую команду.
Драка пеших троллей с кавалерией – незабываемое зрелище. Однажды Гаян это видел. Тролли, уворачиваясь от копыт, хватаются за поводья и выпущенными на всю длину когтями рвут шеи лошадям или запрыгивают им на спины и сбрасывают всадников. Лучше всего это получается у молодых – быстрых, прытких, еще не успевших огрузнеть. Но если троллей всего-то дюжина, а верховых несколько десятков…
Гонбер все-таки спешился, с выражением настороженного недоумения и недовольства оглянулся на приближающуюся кавалькаду. По неписаным законам, когда он уединялся, чтобы покушать, никто ему не мешал – все делали вид, что не знают, где и чем он занимается.
Его покровители на скаку что-то кричали, однако и высокий голос Лормы, и мощный бас герцога Эонхийского тонули в грохоте копыт.
Рис вышел из-за хижины, и Живодер мгновенно подобрался, его холодные черные глаза по-звериному вспыхнули. Разве какой-то мальчишка может быть для него опасен? Но, похоже, он все-таки ощущал в Рисе непонятную опасность – инстинктивно, загривком. Инстинкты не обманывают.
У Риса тоже горели глаза сквозь спутанные пряди. Всадников он, конечно, видел, но все внимание сосредоточил на противнике и на своей задаче.
– Ты! – Его взгляд впился в ахсийца, который безучастно сидел на мышастом муле. – Очнись и убирайся отсюда!
Этого оказалось достаточно, чтобы разорвать опутывающие чары Гонбера. Парень заморгал, словно его внезапно разбудили, увидел, где находится, понял, что это за место, издал вопль раненого кролика, чуть не свалился с мула, неловко перехватил поводья – и рванул с места в карьер, даже не потрудившись перебраться с крупа в седло.
Зрачки Риса полыхнули багрово-золотым, губы зашевелились. Живодер от него попятился, он шагнул следом, охваченный разгорающимся красноватым ореолом.
С яростным воем шарахнувшись назад, Гонбер упал на четвереньки… Нет, на четыре лапы. Он выглядел уже не человеком, а узкомордым черным зверем величиной с большую собаку. Мускулистое поджарое тело теплокровного хищника отливало хитиновым блеском и делилось на сегменты, как у насекомого.
Рис оторопел и сбился. Как будто заколебался, читать инициирующее заклятие сначала или продолжать с того места, на котором замолчал. Выбрал второй вариант, Венуста с облегчением вздохнула: правильно. Вскинул скрещенные руки, чтобы защитить горло и успеть договорить до конца, даже если Гонбер-зверь на него прыгнет, тоже правильно. А ругардийцы были уже близко, и герцог Эонхийский, крупный седоусый мужчина, выбросив вперед руку с растопыренными пальцами, что-то проревел – одновременно с тем, как Рис произнес последние слова.