– Что за тварь?
– Не знаю, Тибор. Истинная суть этого существа спрятана под покровом глупой болтовни и сумасшедшей сумятицы, но это, однако, не демон из Хиалы, я проверил. Мне сдается, его ни одна привязь не удержит. Давай спросим у Риса, где он обзавелся таким спутником.
– Его надо расспросить не только об этом.
Лезущие из засохшей земли чудовищные зеленые пальцы, кучи гигантских костей, похожие на руины прапрадедовских построек, висящие над душой неподвижные стервятники в золотой бездне. Теперь еще эта собака. И в довершение смутная тревога, скорее физическая, чем умственная, пронизывающая все тело – чем она вызвана, не определишь, но под ложечкой так и сосет.
Окликнули Риса. Тот встал, тонкий и лохматый на фоне вечереющего окоема, что-то сказал остальным. Улыбнулся.
– Расскажи, как ты удрал от работорговцев и куда после этого подевался, – потребовал Тибор, когда он подошел, щурясь на закат.
Живой ведь, паршивец, если бы что в этом смысле не так, шаман бы почуял, а на душе щемит, словно его уже нет и перед тобой стоит призрак, явившийся из Хиалы попрощаться. От нахлынувших чувств захотелось еще раз ему врезать.
– Не могу, – он слегка нахмурился под своей выгоревшей волосяной вуалью. – В общем… со мной иногда что-то случается, и после этого я ничего не могу вспомнить. Не знаю, кем я в это время становлюсь и что делаю. На меня накатило, когда я лежал связанный на берегу, а очнулся в другом месте, уже без веревок. Не помню, что было в этом промежутке. Потом встретил Ренарну и Гаяна, они решили мне помочь, и мы поехали вам навстречу. Я чувствовал, где вы находитесь. Вот и все.
Взгляд настороженный. Смотрит не на Тибора – на шамана.
– Ты не оборотень, не упырь, и демонической крови в тебе нет, – Мунсырех успокаивающе накрыл его острое плечо своей сизой лапищей. – Я проверял это верными способами, еще когда ты попал к нам в плен в Эонхо. Волшебство в тебе есть, непонятное, но не злое. Насчет Венусты Лурлемот ты уверен?
– Ага, – Рис решительно тряхнул спутанными патлами.
– А кабысдоха этого где взял? – поинтересовался Тибор.
– Он был около меня, когда я пришел в себя. Он чей-то, у него раньше был хозяин – шаман или маг, и этого хозяина, как я понял, убили, а Пушок говорит, что он потерялся. Пушок немного не в себе и меня принимает за него – ну, как будто я и вправду тот маг, и я пытался ему объяснить, что это не я, а он не верит и все равно за мной увязался.
Рис излагал все это чуть слышным шепотом. Видно было, что приблудного пса, который и не пес вовсе, ему до глубины души жалко. И это – подмастерье наемного убийцы, боги милосердные и немилосердные… Сейчас, впрочем, интересней другое: мальчишка явно недоговаривает.
– Где ты его встретил?
– Далеко от того места, где причалила глюза.
– А точнее?
– К северу отсюда.
Вот так, врать не желаем, но и правды не скажем. Выбить подробности? Гм, Тибор сомневался в том, что из этого худосочного существа с бередящим душу взглядом можно что-то выбить.
Снова капитулировал:
– Где бы ты его ни подобрал, жратву для него добывай сам. Поупражняешься в стрельбе, тебе полезно.
– Его не надо кормить, – заверил повеселевший Рис. – Он ничего не ест и не пьет. Извините, что он бросился, больше такого не будет, он меня слушается.
Мальчишка вернулся к остальным, Мунсырех вперевалку пошел за ним. Тибор так и стоял в стороне, с приклеившейся к лицу презрительной усмешкой. Вот, значит, как: Риса можно побить только потому, что он это позволяет – принял отношения «учитель – ученик» со всеми вытекающими оплеухами. А если бы не позволил?
Тынаду достал из мешка свое банджо и начал наигрывать вечернюю мелодию, созвучную распустившему пионовые лепестки закату вполнеба. Нелепая коротконогая собачонка, покусавшая Тибора, уселась рядом и принялась подвывать ему в такт, к радости благодарных слушателей.
У Риса не шел из головы сон про ту вероятность, где он побоялся стать Мостом-через-Бесконечность, а потом выпил залпом светящуюся отраву для заправки разноцветных водяных ламп и умер в считаные секунды то ли от чудовищной боли, то ли оттого, что красивая переливчатая жидкость мигом выжгла ему внутренности. Он все продумал заранее, чтобы не успели спасти. Служба в городской страже, пусть и недолгая, чему только не научит.
А после, став призраком, он мучился уже не от боли, а от бездонной, как трясина, печали: все должно было быть иначе, и теперь из-за него ничего не изменится к лучшему. Ни для Ренарны, которая в этом сне была совсем юной и ошеломляюще красивой, красивее даже принцессы Лормы, ни для подавленного его уходом врага, который когда-то бросил и не добросил в него нож, зло сверкнувший на солнце, ни для многих-многих других… Потому что он все сделал не так, струсил, когда надо было метаморфировать в переброшенный через запредельные бездны мост из звездного серебра, и теперь не произойдет того, что могло бы произойти, выбери он правильную вероятность.
Этот сон Рис видел перед вторжением в Хиалу. Он тогда вышел из «наката» и обнаружил себя на опушке темного ельника. Впереди колосится изжелта-зеленое поле, дальше карабкается по склону деревушка, снега нет и в помине. Если посмотреть налево, стоят в траве сооруженные из трех бревен ворота, огороженные врытыми торчком замшелыми камнями – чтобы отбившаяся скотина не убрела вживую на тот свет. Соваться в Хиалу было боязно, и Рис предложил псу-демону чуть-чуть отдохнуть. Сам не заметил, как задремал, тут-то ему все это и приснилось. Вынырнув из вязкой жути сновидения, он вцепился в прохладные стебли травы, задыхаясь от застрявших в горле рыданий. Он живой, не призрак. Он не встретил своего убитого врага, от которого остался только взгляд и зеркальный блеск летящего ножа, не пил взахлеб «полезный в хозяйстве яд» из ярко раскрашенной бутылки, выхваченной у механического слуги, и город Танцующих Огней, в котором все это будто бы произошло, лежит далеко-далеко, за туманными морями, за десятью горизонтами.